Шульц д с история современной психологии. Тавро-скифская экспедиция П.Н. Шульца, позднескифское государство и его столица. Золотые бусы с подвесками из саркофага царицы
(1983-09-20 ) (82 года)Павел Николаевич Шульц (23 октября 1900 года , Санкт-Петербург - 20 сентября 1983 года, Коктебель) - археолог и историк, сотрудник , доктор исторических наук, профессор, организатор и бессменный руководитель Тавро-скифской экспедиции .
Биография
Павел Николаевич родился 23 октября 1900 года (или 1901 года) в Санкт-Петербурге , в немецкой семье потомственных учёных. В 1923 году окончил Петроградский университет по специальности археология и история искусства. Ещё обучаясь в университете, во время гражданской войны, проводил археологические раскопки в Крыму, после окончаеия работает в Эрмитаже , специалистом в области скифской и сарматской монументальной скульптуры. С 1925 года - старший научный сотрудник античного отдела . В 1929-30 гг. работает на историко-лингвистическом факультете ЛГУ . В 1933-1934 годах проводит археологические разведки в Крыму - на греческом Кульчукском городище и греко-скифском - Кара-Тобе . В 1935 году получает должность доцента в Академии художеств, в 1936-37 гг. в качестве совместителя преподает на историческом факультете ЛГУ .
В 1948 году, по предложению Президиума АН СССР Шульц организует научно-исследовательскую базу Академии Наук в Крыму, которую вскоре преобразует филиал Академии, сам учёный становится руководителем только одного из отделов - отдела истории и археологии Крыма, в 1956 году поселяется в Коктебеле. В дальнейше зона исследований и раскопок была значительно расшрена, переместившись в восточный Крым - последней крупной работой учёного были многолетние раскопки на плато Тепсень . С 1966 года, после внезапной смерти В. Ф. Гайдукевича , возглавил античный отдел , в котором проработал до выхода на пенсию в 1974 году. Последние году провёл в Коктебеле, где скончался 20 сентября 1983 года. Кремирован, похоронен с родителями на Волковом кладбище . Научное наследие учёного включает более 60 работ.
Напишите отзыв о статье "Шульц, Павел Николаевич"
Примечания
Ссылки
- Зайцев Ю. П.
- Криштоф Е. Г.
- Махнева О. А.
- Корзинин А.Л.
Отрывок, характеризующий Шульц, Павел Николаевич
– Ну, теперь расскажите нам ваши подвиги, – сказал он.Болконский самым скромным образом, ни разу не упоминая о себе, рассказал дело и прием военного министра.
– Ils m"ont recu avec ma nouvelle, comme un chien dans un jeu de quilles, [Они приняли меня с этою вестью, как принимают собаку, когда она мешает игре в кегли,] – заключил он.
Билибин усмехнулся и распустил складки кожи.
– Cependant, mon cher, – сказал он, рассматривая издалека свой ноготь и подбирая кожу над левым глазом, – malgre la haute estime que je professe pour le православное российское воинство, j"avoue que votre victoire n"est pas des plus victorieuses. [Однако, мой милый, при всем моем уважении к православному российскому воинству, я полагаю, что победа ваша не из самых блестящих.]
Он продолжал всё так же на французском языке, произнося по русски только те слова, которые он презрительно хотел подчеркнуть.
– Как же? Вы со всею массой своею обрушились на несчастного Мортье при одной дивизии, и этот Мортье уходит у вас между рук? Где же победа?
– Однако, серьезно говоря, – отвечал князь Андрей, – всё таки мы можем сказать без хвастовства, что это немного получше Ульма…
– Отчего вы не взяли нам одного, хоть одного маршала?
– Оттого, что не всё делается, как предполагается, и не так регулярно, как на параде. Мы полагали, как я вам говорил, зайти в тыл к семи часам утра, а не пришли и к пяти вечера.
– Отчего же вы не пришли к семи часам утра? Вам надо было притти в семь часов утра, – улыбаясь сказал Билибин, – надо было притти в семь часов утра.
– Отчего вы не внушили Бонапарту дипломатическим путем, что ему лучше оставить Геную? – тем же тоном сказал князь Андрей.
– Я знаю, – перебил Билибин, – вы думаете, что очень легко брать маршалов, сидя на диване перед камином. Это правда, а всё таки, зачем вы его не взяли? И не удивляйтесь, что не только военный министр, но и августейший император и король Франц не будут очень осчастливлены вашей победой; да и я, несчастный секретарь русского посольства, не чувствую никакой потребности в знак радости дать моему Францу талер и отпустить его с своей Liebchen [милой] на Пратер… Правда, здесь нет Пратера.
Он посмотрел прямо на князя Андрея и вдруг спустил собранную кожу со лба.
– Теперь мой черед спросить вас «отчего», мой милый, – сказал Болконский. – Я вам признаюсь, что не понимаю, может быть, тут есть дипломатические тонкости выше моего слабого ума, но я не понимаю: Мак теряет целую армию, эрцгерцог Фердинанд и эрцгерцог Карл не дают никаких признаков жизни и делают ошибки за ошибками, наконец, один Кутузов одерживает действительную победу, уничтожает charme [очарование] французов, и военный министр не интересуется даже знать подробности.
– Именно от этого, мой милый. Voyez vous, mon cher: [Видите ли, мой милый:] ура! за царя, за Русь, за веру! Tout ca est bel et bon, [все это прекрасно и хорошо,] но что нам, я говорю – австрийскому двору, за дело до ваших побед? Привезите вы нам свое хорошенькое известие о победе эрцгерцога Карла или Фердинанда – un archiduc vaut l"autre, [один эрцгерцог стоит другого,] как вам известно – хоть над ротой пожарной команды Бонапарте, это другое дело, мы прогремим в пушки. А то это, как нарочно, может только дразнить нас. Эрцгерцог Карл ничего не делает, эрцгерцог Фердинанд покрывается позором. Вену вы бросаете, не защищаете больше, comme si vous nous disiez: [как если бы вы нам сказали:] с нами Бог, а Бог с вами, с вашей столицей. Один генерал, которого мы все любили, Шмит: вы его подводите под пулю и поздравляете нас с победой!… Согласитесь, что раздразнительнее того известия, которое вы привозите, нельзя придумать. C"est comme un fait expres, comme un fait expres. [Это как нарочно, как нарочно.] Кроме того, ну, одержи вы точно блестящую победу, одержи победу даже эрцгерцог Карл, что ж бы это переменило в общем ходе дел? Теперь уж поздно, когда Вена занята французскими войсками.
– Как занята? Вена занята?
– Не только занята, но Бонапарте в Шенбрунне, а граф, наш милый граф Врбна отправляется к нему за приказаниями.
Болконский после усталости и впечатлений путешествия, приема и в особенности после обеда чувствовал, что он не понимает всего значения слов, которые он слышал.
– Нынче утром был здесь граф Лихтенфельс, – продолжал Билибин, – и показывал мне письмо, в котором подробно описан парад французов в Вене. Le prince Murat et tout le tremblement… [Принц Мюрат и все такое…] Вы видите, что ваша победа не очень то радостна, и что вы не можете быть приняты как спаситель…
– Право, для меня всё равно, совершенно всё равно! – сказал князь Андрей, начиная понимать,что известие его о сражении под Кремсом действительно имело мало важности ввиду таких событий, как занятие столицы Австрии. – Как же Вена взята? А мост и знаменитый tete de pont, [мостовое укрепление,] и князь Ауэрсперг? У нас были слухи, что князь Ауэрсперг защищает Вену, – сказал он.
СПб., 1998.
Предисловие
Эта книга посвящена истории современной психологии - с конца XIX столетия, когда психология стала самостоятельной, независимой дисциплиной, и до наших дней. Не игнорируя ранние философские школы мышления, мы сосредоточились на том, что непосредственно связано со становлением психологии как новой, отличной от других, области исследования. Мы представляем именно историю современной психологии, а не психологию и философию, которые ей предшествовали.
История психологии изложена здесь как история великих идей и научных школ мышления. С 1879 года, формально положившего начало данной научной области, психологии давали самые разные определения - в зависимости от того, какие веяния господствовали в то время в научной сфере. Более всего нас интересуют та последовательность идей, которая и определила предмет изучения психологии, ее методы и цели.
Каждая из психологических школ рассматривается как течение, вырастающее из исторического контекста, а не как нечто независимое или изолированное. Этот контекст включает нс только интеллектуальный (Zeitgeist), но и социальные, политические и экономические факторы.
Хотя книга составлена с учетом позиций научных школ, оказавших заметное влияние на развитие психологии, мы понимаем, что любые определения, идеи и подходы есть результат деятельности конкретных людей - ученых и исследователей. Люди, а не какие-то абстрактные силы, пишут статьи, проводят исследования, готовят научные доклады и передают свои знания новому поколению психологов. Развитие и распространение того или иного направления в психологии становится возможным благодаря самоотверженному труду этих людей. Мы повествуем о жизни выдающихся деятелей психологии, которые стояли у истоков науки, не забывая при этом, что на их работу влияла не только эпоха, но и особенности личного жизненного опыта.
Каждое направление в психологии рассматривается с точки зрения его связи с предшествующими и последующими научными идеями и открытиями. Мы поговорим о том, как развивались психологические школы - благодаря или вопреки сложившемуся порядку, и как формировались точки зрения, которые в конечном итоге привели к коренным изменениям в научных взглядах. Оглянувшись в прошлое, мы можем обнаружить некую модель, преемственность развития.
В ходе подготовки шестого издания этого учебника - почти через 30 лет после выпуска первого - мы многое добавили, многое вычеркнули и переработали, что само по себе является ярким доказательством динамического характера истории психологии. Она не находится в завершенном состоянии, а постоянно развивается. Идет напряженная академическая работа, появляются новые переводы, переоценивается роль значительных для истории психологии фигур, анализируются возникающие проблемы, методы и теории.
Существенным дополнением к книге стала глава о проблемах пола и расы в истории психологии. Мы рассмотрим силы, которые ограничивали возможности женщин и представителей этнических меньшинств получить высшее образование в области психологии и работу по специальности. Также мы расскажем о так называемой - то есть об усилиях, направленных на искоренение дискриминации в области психологии. На протяжении всей книги упоминаются имена женщин-психологов и темнокожих ученых, внесших неоспоримый вклад в науку.
Еще одной особенностью этого издания является включение новых тем и дополнительного материала, касающегося личной жизни видных психологов, - он иллюстрирует воздействие их жизненного опыта на последующее развитие ими идей.
Концепция машины как метафоры человеческих функций расширена: в нее вошли не только часы и автоматы, но и примеры из медицины и техники. Вычислительная машина Бэббиджа рассматривается как предтеча современного компьютера и первая попытка скопировать познавательные процессы человека: проводится параллель между концепцией эволюции и развитием машин.
Главу, посвященную когнитивной психологии, мы дополнили обсуждением метода интроспекции, а также рассказом о том, как психологи вернулись к изучению когнитивного подсознания и сознания животных.
Материалы первоисточников, касающиеся структурализма, функционализма и бихевиоризма, существенно отредактированы с целью сделать их более доступными современному читателю. Статья о гештальт-психологии заменена отрывком из книги Келера (fnielligenzprufungenan an Menschenaffen), где описаны эксперименты, в которых животные решают проблемы, используя специальные приспособления. Статья о психоанализе взята из первой лекции Фрейда, прочитанной им в 1909 году перед американской аудиторией в университете Кларка (в новом переводе Саула Розенцвейга). Во всех этих материалах представлен оригинальный текст изложения уникальных научных методов - таким образом, мы получаем возможность узнать, что же изучали поколения студентов-психологов в прошлом.
Новое издание дополнено фотографиями, таблицами и рисунками. Каждая глава содержит план, резюме, вопросы для обсуждения и снабженный аннотациями список рекомендуемой литературы. Определение выделенных в тексте важных терминов дается на полях. Обстоятельные примечания и указатели подготовлены Элиссой М. Льюис.
Хочется поблагодарить многих преподавателей и студентов за их ценные предложения. Книгу несомненно обогатили строгие и проницательные замечания выдающегося историка психологии Льюди Т. Бенджамина, Мл. из А & М университета, штат Техас. Мы выражаем признательность и другим рецензентам нового издания: Джеральду С. Клэку, Южный университет, Новый Орлеан; Стивену P. Коулману, Кливлендский университет; Кэтрин В. Хикман, Стивенсу Колледжу, Колумбия, Миссури; Элиссе М. Льюис, Юго-Западный университет, Миссури; В. Скотту Тэрри. университет Северной Каролины в г. Шарлотте.
Редактор издательства Кэри Гэллоуэй всегда поддерживала нас и вселяла энтузиазм, ее профессионализм стал серьезным подспорьем в совершенствовании наших идей. Старший редактор проекта Анжела Вильяме обеспечила связи с производственными подразделениями и оказывала всяческую поддержку в течение всего времени работы над книгой, каждая страница которой - свидетельство ее компетентности и научного педантизма.
Авторы
Посвящается Руссу Наззаро, который однажды давным-давно спросил у нового ассистента профессора:
Глава I
Изучение истории психологии
Развитие современной психологии
Мы начинаем с парадокса, кажущегося противоречия, говоря, что психология - это одна из самых древних наук и одновременно одна из самых молодых. Нас всегда занимало собственное поведение, а размышления о человеческой природе составляют тысячи и тысячи философских и теологических работ. Уже в V веке до н. а. Платона, Аристотеля и других греческих мыслителей интересовали многие из тех проблем, над которыми и сегодня работают психологи: память, обучение, мотивация, восприятие, сны, патологии поведения. Несомненно, существует имеющая принципиальное значение преемственность прошлого психологии и ее настоящего.
Хотя духовной предтечей психологии можно назвать многие науки древности, считается, что современный подход начал формироваться с 1879 года - чуть более ста лет назад.
Различие между современной психологией - центральной темой этой книги - и ее корнями - это вопрос не природы человека, а, скорее, тех методов, с помощью которых ее изучают. Используемый подход и методы исследования отличают современную психологию от более старой дисциплины, философии, знаменуя собой становление психологии как отдельной, прежде всего, научной области знания.
До последней четверти XIX столетия философы изучали человеческую природу, основываясь на собственном, весьма ограниченном, опыте, с помощью размышлений, интуиции и обобщений. Перемены стали возможны, когда философы начали пользоваться средствами, которые уже успешно применялись в биологии и других естественных науках. Только когда исследователи уверились в надежности таких методов изучения человеческого разума, как тщательно контролируемое наблюдение и экспериментирование, психология стала отделяться от своих философских корней. Историки описывают этот переход от философской основы к научной как (Cadwallader. 1992. P. 53).
Новой науке надо было развивать более точные и объективные методы исследования. Во многом история психологии - после ее выделения из философии - это история непрерывного оттачивания исследовательских методов с целью достижения большей объективности в изучении и решении проблем.
Стремясь понять те сложные спорные вопросы и предметы обсуждения, которые определяют современную психологию, за отправную точку следует взять XIX век - время, когда эта наука стала независимой дисциплиной с собственными теоретическими и экспериментальными методами исследования. Уже философы античности, Платон и Аристотель, интересовались теми проблемами, которые и сегодня не потеряли своей актуальности, но их методы исследования значительно отличались от тех, что используют психологи наших дней. Древние мыслители не были психологами в современном понимании. Поэтому мы коснемся их идей лишь в той мере, в какой они имеют непосредственное отношение к становлению современной психологии.
Идея о применимости методов физических и биологических наук к изучению психических явлений была унаследована и от философского мышления, и от психологических исследований XVII-XIX столетий. Именно тогда была подготовлена почва, из которой и произросла современная психология. Философы XIX века прокладывали путь экспериментальному подходу к изучению мышления, а психологи, независимо от них, приближались к решению тех же самых проблем с другой стороны. Психологи XIX века сделали решающий шаг к пониманию физических механизмов, лежащих в основе процессов мышления. Их научные методы отличались от собственно философских, но союз этих двух различных дисциплин - философии и психологии - породил новую сферу исследования, которая быстро обрела индивидуальность и силу.
Возникнув, новая область психологии стремительно развивалась, особенно в Соединенных Штатах, которые заняли и удерживают господствующие позиции в психологическом мире. Более половины психологов всего мира работают в CLLIA; огромное число специалистов из других стран побывало здесь, по крайней мере, на стажировке. Подавляющее большинство книг по психологии издано в Соединенных Штатах. Американская психологическая ассоциация (АРА), некогда насчитывавшая лишь 26 членов, к 1930 году составляла 1100. а к 1995-му - более чем 100 тысяч человек.
Этот среди психологов сопровождался взрывом информационным - появлением несчетного количества исследований, научных докладов, теоретических статей, обзоров, книг, фильмов, компьютерных программ и т. п. Психологам, в рамках их узкой специализации, все труднее уследить за бурным развитием собственной науки.
Приумножились не только ряды практикующих врачей, исследователей, ученых и изданий специальной литературы, возросло также влияние психологии на нашу повседневную жизнь. Вполне возможно, что в определенной степени работа психологов воздействует на жизнь каждого человека - независимо от его возраста, занятий и интересов.
Влияние прошлого на настоящее
Уже в 1911 году в университетах читали лекции по истории психологии, в наши же дни такой курс есть на большинстве психологических факультетов (McCovern. 1992); в отдельных случаях курс по истории психологии является обязательным для студентов. Государственные органы образования в США настоятельно рекомендуют включить историю психологии в число предметов, обязательных для изучения на психологических факультетах (Hilgard, Leary, McGuire. 1991; Lloyd, Brewer.
1992: Matarazzo. 1990).
В этом отношении психология - наука уникальная, ведь на большинстве факультетов вовсе не предлагают лекций по истории своей науки. Почему же психологи так интересуются ею? Одна из причин - это то, о чем мы упоминали ранее: многие вопросы, над которыми ученые размышляли сотни лет назад, актуальны и сегодня; в психологии - в отличие от других наук - очевидна преемственность предметов и методов изучения. Это означает, что психология имеет более ощутимую и живую связь с собственным прошлым, исследование которого психологи полагают важным и нужным.
Интерес психологов к истории собственной науки оформился в отдельную сферу исследования: аналогично специалистам по социальной психологии, психофармакологии или психологии подростков есть и специалисты по истории психологии.
В 1965 году под редакцией психологов в США начал выходить (journal of the History of the Behavioral Sciences). Тогда же в университете Акрона, штат Огайо, был основан Архив истории американской психологии - богатейшее собрание первоисточников, к которым теперь могли обращаться ученые. В 1966 году, в рамках АРА, возник Отдел истории психологии (подразделение 26), а в 1969 году было основано Международное общество истории поведенческих и социальных наук (Общество Шеврона), Дипломированных специалистов в области истории психологии готовят в нескольких университетах США. Рост числа книг и статей, семинаров и конференций, появление новых архивов - все это говорит о том, какое важное место занимает история науки в курсе современной психологии.
Вы скажете: это довольно интересно, но почему я должен(на) изучать историю психологии? Посмотрите внимательно: во всей психологии не было ни одного подхода или определения, в отношении которых все представители этой науки высказывали бы полное единодушие. По поводу самого предмета изучения, профессиональной и научной специализации существует множество мнений, расхождений и даже разногласий.
Одни психологи сосредоточивают свое внимание на познавательных функциях, другие - на изучении подсознания, третьи работают над вопросами внешнего поведения или над биохимическими процессами мышления. Современная психология включает множество дисциплин, которые, на первый взгляд, объединяют лишь интерес к поведению и природе человека и стремление выработать хоть сколько-нибудь единый научный подход.
Единственное, что связывает и вплетает в последовательный контекст эти разные сферы и подходы. - это их история, развитие психологии как независимой дисциплины. Только изучая происхождение и развитие психологии, можно ясно увидеть, что сегодня она собой представляет. Знание истории упорядочивает и привносит смысл в то, что кажется хаосом, прошлое выстраивается в перспективу, которая объясняет настоящее.
Психологи различных специальностей используют схожие методы, основанные на убеждении, что прошлое самым непосредственным образом воздействует на настоящее. Клинические психологи, например. пытаются понять нынешнее состояние своих пациентов, изучая их детство, те события жизни, которые могли заставить их вести себя или думать определенным образом. Собирая факты, клиницисты воссоздают эволюцию жизни пациентов, и нередко это приводит к объяснению возникших проблем. Психологи, изучающие поведение, также признают влияние прошлого на формирование настоящего. Они полагают, что поведение определяется предшествующими условиями жизни и укоренившимся опытом - иными словами, текущее состояние человека можно объяснить его прошлым.
Курс истории психологии объединяет все области исследования и все проблемы современной психологии. Он позволяет уяснить взаимосвязь между различными идеями, теориями и концепциями, позволяет понять, как отдельные звенья головоломки под названием психология выстраиваются в стройную картину. Историю психологии можно также представить как науку, изучающую происходящее, исследующую исторические события и опыт прошлого - что и делает психологию тем. чем она сегодня является.
Необходимо добавить, что история психологии - это и просто захватывающее повествование, где вы найдете драмы, трагедии, случаи подлинного героизма, революционных преобразований и даже кое-что о сексе и наркотиках. Были и ошибки, и недоразумения, и заблуждения, но было и свободное развитие, результат которого - современная психология и весь ее богатейший опыт.
Исторические сведения: реконструкция прошлого
Исторические факты - материал, который историки используют для воссоздания картины жизни, событий, эпох - заметно отличаются от данных науки. Главная отличительная особенность научных данных - это метод их получения. Когда психологи хотят, к примеру, определить, при каких условиях человек отзывается на беду другого, или как внедрение в жизнь программы усиления рефлексов влияет на поведение лабораторных крыс, или будут ли дети подражать агрессивному поведению телегероев, они конструируют ситуации, создавая условия, при которых могут быть получены необходимые данные.
Можно провести лабораторные эксперименты, понаблюдать поведение объекта в реальной контролируемой ситуации, произвести изыскания или вычислить статистическую корреляцию между двумя переменными. Это позволяет ученому определенным образом выстраивать события, которые он хочет изучить. В свою очередь, другие ученые в другое время и в другом месте могут эти события восстановить или скопировать. Результаты сверяются при соблюдении условий, одинаковых для первоначальных и повторных опытов.
Но данные истории нельзя восстановить или скопировать. Каждое событие произошло в определенное время в прошлом - возможно, столетия назад, и очевидцы могли и не записать в деталях развитие событий. (Wertheimer. 1979. P. 1).
Если исторический эпизод нельзя рассмотреть непосредственно, то как историки могут работать над ним? Какие данные они могут использовать для его описания? И как вообще можно знать, что случилось на самом деле?
Даже если историки и не могут воспроизвести ситуацию, чтобы работать с соответствующими данными, это вовсе не означает, что достоверной информации вообще не существует. Факты истории доступны нам в виде фрагментов прошлого - свидетельств очевидцев, писем и дневников, фотографий и вещей, газет и прочих источников. Именно на основании этих данных историки пробуют воссоздать события и опыт прошлого.
Примерно так работают археологи с находками из прошлого - наконечниками стрел, обломками глиняных горшков или костями из курганов, - они пытаются воссоздать характерные черты исчезнувших цивилизаций. Иногда археологическим экспедициям удается найти хорошо сохранившиеся фрагменты, что дает возможность точнее реконструировать эпоху. Так же и с в истории - данные-фрагменты могут быть настолько значительными, что практически не оставляют сомнений в точности реконструкции.
Утраченные или искаженные данные
Иногда исторические данные бывают неполными. Возможно, они были утеряны, или преднамеренно искажены учеными, движимыми собственными интересами, или неточно переведены с одного языка на другой. В истории психологии нам часто приходится восстанавливать историческую правду по неполным данным.
Случается, что в течение десятилетий исследователи даже и не догадываются о существовании важных личных документов знаменитых ученых. Бумаги Германа Эббингауза, выдающегося исследователя памяти, были найдены в 1984 году, почти через 75 лет после его смерти. В 1983 году обнаружили десять больших коробок с рукописными дневниками основателя психофизики Густава Фехнера. Эти записи охватывают период с 1828 по 1879 год - время, очень важное в ранней истории психологии, а ведь более ста лет никто и нс догадывался об их существовании. Авторы многочисленных книг о Фехнере и Эббингау-эе не могли опираться в своей работе на эти важные первоисточники. Новые исторические находки означают, что можно поставить на место еще несколько звеньев головоломки.
Иногда факты могут быть намеренно искажены или скрыты от общественности - с тем, чтобы защитить репутацию людей, с ними связанных. Так, первый биограф Зигмунда Фрейда, Эрнест Джоунс. умышленно скрывший пристрастие Фрейда к кокаину, признавался в одном из своих писем: (Isbister.
1985. P. 35). Говоря о Фрейде (глава 13), мы увидим, что недавно обнаруженные данные подтверждают, что он употреблял кокаин на протяжении длительного периода жизни. Джоунс решил, что он не может допустить, чтобы об этом узнали.
Еще один случай подмены фактов открылся в связи с изучением жизни и деятельности одного из основоположников гештальт-психологии Вольфганга Келера (см. главу 12). (Ley. 1990. P. 197). Этот эпизод иллюстрирует одну из трудностей, с которыми сталкиваются ученые в определении истинной ценности исторических материалов. Можно ли доверять документам или иным данным, отражающим факты, касающиеся жизни и работы человека? Не подтасованы ли факты так, чтобы создать некий - положительный или отрицательный - образ?
Вернемся к Зигмунду Фрейду. Он умер в 1939 году, но исследователи и издатели получили доступ к его личным бумагам и письмам только спустя многие годы. Обширное собрание личных документов хранится в Библиотеке Конгресса США, однако, по завещанию самого Фрейда, некоторые из них будут открыты только в следующем столетии. Известна и причина такой таинственности: воспрепятствовать вмешательству в личную жизнь пациентов Фрейда и их семей, а, возможно, и самого Фрейда и его потомков.
Один из лучших биографов Фрейда обнаружил значительную разницу в датах разрешения на публикацию этих материалов (Sulloway.
1992). Например, одно из писем к Фрейду от его старшего сына закрыто до 2013 года, другое - до 2032. А письмо от одного из наставников Фрейда не может быть опубликовано до 2102 года. К тому времени пройдет приблизительно 177 лет после смерти этого человека, и это дает возможность предполагать, что в письме заключена какая-то (Sulloway. 1992. P. 159).
Психологи не знают, как эти архивные документы повлияют на наше восприятие Фрейда и его работ. Быть может, они существенно изменят его, а, быть может, и нет. Однако, до тех пор, пока данные не доступны для изучения, наши знания об одной из центральных фигур психологии остаются неполными, а возможно, и неточными.
Ошибки при переводе
Еще одна проблема, с которой сталкиваются историки, касается информации, искаженной непредумышленно. Данные доступны, но они были каким-то образом изменены - возможно, из-за несовершенного перевода с одного языка на другой, или в силу небрежности, допущенной очевидцем событий.
За примером неадекватного перевода вновь обратимся к жизни и работам Фрейда. Немногие психологи могут похвастаться хорошим знанием немецкого языка, чтобы читать Фрейда в оригинале. Большинство полагается па переводчика, который подбирает наиболее подходящие, эквивалентные слова и фразы. Однако не всегда перевод слова точно соответствует значению, заложенному в него автором.
В фрейдовской теории личности три фундаментальных понятия: id, ego и suverego -термины, с которыми вы знакомы. Но эти слова не отражают в точности идей Фрейда. Это - латинские эквиваленты немецких слов: ego - Ich (Я), id - ?s (Оно) и superego - Uber-lch (Сверх-Я).
Используя термин /c/i (Я). Фрейд хотел описать нечто очень внутреннее и личное, и отчетливо отделить его от Es (Оно), которое представляет собой силы, отличные от или даже чуждые ему. (Bettelheim. 1982. P. 53). Таким образом, различие между и в английском переводе отражено не так. как в оригинале.
Рассмотрим термин Фрейда. Здесь под словом подразумевается проведение мысленной связи между одной идеей и другой - то есть подразумевается, что каждая из них действует как стимул для извлечения следующего звена цепи. Но Фрейд говорил о другом. Он использовал термин, который по-немецки звучит Einfall, что вовсе не означает ассоциацию. Буквально, это или. Фрейд хотел подчеркнуть ту неудержимость, с какой подсознание внедряется - можно сказать даже вторгается - в сознательную мысль человека.
Это примеры принципиального несовпадения с тем, что подразумевал Фрейд. Исторические данные - в данном случае, собственные слова Фрейда - искажены в процессе перевода. Кратко об этом говорит итальянская пословица: (Baars.
1986. P. 73). Полагаясь на переводы, историки должны иметь в виду. что данные, с которыми они работают, могут быть неточными или ошибочными. В 80-х годах Британское психоаналитическое общество рекомендовало пересмотреть традиционные переводы работ Фрейда, поскольку они лишь укореняли искаженное представление о его идеях (Holder. 1988).
Собственные интересы действующих лиц истории
Исторические факты могут быть представлены в ложном свете и непосредственными участниками событий. Люди могут - сознательно или несознательно - описать виденное ими предвзято, с целью защитить себя, обелить или преувеличить свою роль в глазах общественности. Б. Ф. Скиннер, видный исследователь проблем человеческого поведения, пишет в своей автобиографии, что в 20-е годы - в бытность студентом Гарвардского университета - его отличала потрясающая самодисциплина.
Я просыпался в шесть утра и до завтрака читал. затем было время лекций и лабораторных занятий, после чего я шел в библиотеку, где работал вплоть до девяти вечера - причем все это всего с пятнадцатиминутными перерывами. Я никуда не ходил, ни в кино. ни в театры, изредка выезжал на концерты, у меня практически нс было времени на романтические увлечения. Я читал книги по психологии и только по психологии. (Skinner. 1967. P. 398.)
Кажется, что этот фрагмент дает нам информацию, очень важную для понимания характера Скиннера. Но через 12 лет после издания его автобиографии и спустя 51 год после описываемых событий Скиннер отрицал, что в студенческие годы вел жизнь спартанца. Что касается приведенного выше пассажа, он написал: (Skinner. 1979. P. 5).
Хотя ученичество Скиннера и не имеет принципиального значения для истории психологии, сам факт наличия двух трактовок, принадлежащих главному действующему лицу, представляет определенные трудности для историков. Какая из версий является более точной? Какая из характеристик ближе действительности? На какую из них повлияли капризы памяти или ее избирательный характер? И как нам узнать истину?
Возможно, в отдельных случаях найдутся свидетельства коллег или очевидцев. Если для историков психологии крайне важны сведения о годах, проведенных Скиннером в Гарварде, они могут попытаться разыскать его однокашников или, по крайней мере, их дневники и письма, и сравнить их воспоминания о Скиннере-студенте с его собственными. Биограф Скиннера Дэниел Бьерк так и поступил (Bjork. 1993). Бывший однокашник Скиннера рассказал Бьерку, что тот всегда раньше всех заканчивал лабораторные работы, остаток дня проводил, забавляясь игрой в пинг-понг.
Таким образом, иногда разрешить споры по поводу исторических несоответствий можно, обратясь к другим источникам. Подобный метод применялся в отношении трактовки некоторых случаев из жизни Зиг-мунда Фрейда в его собственном изложении. Фрейд любил изображать себя мучеником, принесшим свое бренное тело на алтарь психоанализа; провидцем, постоянно презираемым и гонимым: тем, кого поносила традиционная медицина и психиатрия. Первый биограф Фрейда. Эрнест Джоунс, в своих книгах проповедовал именно этот образ (Jones. 1935, 1953,1957).
Но недавно обнаруженные материалы говорят об обратном: работы Фрейда не очернялись и не игнорировались. К 1906 году его идеи владели умами молодых венских интеллектуалов. Клиническая практика Фрейда процветала, и, говоря современным языком, он даже был знаменитостью (Ellenberger. 1970). Факты извратил сам Фрейд, а несколько биографов эти искажения увековечили. Позже то впечатление, о создании которого он пекся, было изменено, но в течение десятилетий - пока нс нашлись новые данные - наше понимание жизни и влияния Фрейда было неточным.
Как же сказываются эти проблемы на изучении истории психологии? Прежде всего, они демонстрируют, что наше понимание истории имеет не статический, а динамический характер. С появлением новых данных оно изменяется и развивается, очищается и обогащается, а ложные представления рассеиваются. Историю нельзя считать законченной или полной, она всегда в движении, ей нет конца. Повествование историка может только приблизить нас к истине. Но с каждым годом, с каждой новой находкой и экспертизой история психологии становится все более полной.
Контекстные факторы в психологии
Психология развивается нс в вакууме; она - часть большой культуры и поэтому подвержена не только внутренним влияниям, но и внешним, которые также формируют ее характер и направления. Понимание истории психологии предполагает рассмотрение контекста, в котором эта наука зарождалась и развивалась, - то есть идей, в разное время господствующих в науке (Zeitgeist, или интеллектуальный), а также социальных, экономических и политических сил (Altman. 1987; Furumoto. 1989).
Zeitgeist - общая интеллектуальная и культурная атмосфера, .
В этой книге мы часто будем касаться вопросов о том, как контекстные силы воздействовали на психологию в прошлом и как продолжают затрагивать ее и сегодня. Пока же мы ограничимся приведением примеров трех таких сил: экономических возможностей, войн и предубеждений.
Экономический фактор
Начало XX века в Соединенных Штатах ознаменовалось изменениями как в работе психологов, так и в самой психологии. Возросли - в значительной степени из-за экономических факторов - возможности для применения психологических знаний и методов к проблемам реальной жизни. Объяснялось это практическими причинами. Как сказал один психолог, (Н. HoUingworth, цит. по: O"Donnell. 1985. P. 225).
Хотя к концу XIX столетия число психологических лабораторий в США устойчиво возрастало, росло и число психологов, претендующих на рабочие места в этих лабораториях. На рубеже веков психологов с докторскими степенями было в три раза больше, чем лабораторий, в которые их могли нанять. К счастью, увеличивалось число преподавательских вакансий в новых университетах в западных штатах, но в боллшинстве этих учебных заведений психология, как самая юная из наук. получала минимум финансовой поддержки. В сравнении с дисциплинами, имевшими более прочное положение, - такими, как. физика и химия, - психологии неизменно отводилось последнее место в списке ежегодных ассигнований; на научно-исследовательские работы, лабораторное оборудование и жалованье преподавателям выделялись очень незначительные суммы.
Психологи быстро поняли, что фундаментальная наука сможет развиваться, а бюджет и доходы расти только в том случае, если они убедят университетскую администрацию и законодателей, в чьем ведении находилось субсидирование, что психология может быть полезна в решении социальных, воспитательных и производственных проблем. Вскоре на факультеты психологии стали смотреть с точки зрения их практической ценности.
В то же время, в результате социальных перемен, в США появилась реальная возможность применять психологию на практике. Благодаря притоку иммигрантов и высокому уровню рождаемости в этой социальной группе государственное образование стало быстро растущей индустрией. Между 1890 и 1918 годами число зарегистрированных бесплатных средних школ выросло на 700 процентов - в стране строилось по одной школе в день. На образование тратилось денег больше, чем на военные и социальные программы вместе взятые.
Многие психологи, воспользовавшись открывающимися возможностями, искали пути применения своим знаниям в сфере образования. Так начиналась стремительная смена акцентов в американской психологии - от экспериментирования в университетских лабораториях к применению психологии к проблемам обучения, воспитания и другим практическим вопросам педагогики.
Фактор войны
Войны - это еще одна сила, которая способствовала формированию современной психологии. Опыт оказания психологической помощи военным в первой и второй мировых войнах ускорил развитие практической психологии и расширил ее влияние в таких областях, как кадровая политика, психологическое тестирование и прикладная психология. с)та работа продемонстрировала всему сообществу психологов и обществу в целом, насколько полезной может быть психология в решении проблем повседневной жизни.
Вторая мировая война изменила облик и судьбу психологии и в Европе - особенно в Германии, где зародилась экспериментальная психология, и в Австрии, на родине психоанализа. Многие выдающиеся психологи - среди них Фрейд, Адлер, Хорни, Эриксон, ведущие представители гештальт-психологии - в 30-х годах бежали от нацистской угрозы и почти все обосновались в Америке. Их вынужденная эмиграция знаменует заключительную стадию перемещения центра психологии из Европы в Соединенные Штаты.
Война также существенно повлияла на разрабатываемые теории и изыскания отдельных психологов. Наблюдая кровавую бойню первой мировой, Фрейд предположил, что агрессия является важной побудительной силой - такой же, как секс; это стало поворотным пунктом в его системе психоанализа. Основоположник неофрейдизма Эрих Фромм, активно выступавший против вооруженной агрессии, впоследствии обратился к изучению такого проявления патологии поведения, как фанатизм, который охватил его родную Германию во время войны.
Предрассудки
Третий фактор - это предубеждение и дискриминация по признаку расы, религии и пола, которые многие годы влияли на судьбу тех, кто хотел посвятить себя психологии и работать по специальности. Десятилетиями афро-американцам был практически закрыт доступ в психологию и большинство сфер, которые требовали университетского образования. Шел уже 1940 год, а в Соединенных Штатах только четыре колледжа могли принимать на отделения психологии чернокожих студентов; единицы университетов допускали черных мужчин и женщин в аспирантуру. Между 1920 и 1966 годами даже на десяти самых передовых американских отделениях психологии только восемь афро-американцев смогли получить степень доктора наук. Для сравне-^Здесь и далее в тексте упоминается ученая степень доктора наук, которая в российской системе образования приблизительно соответствует степени кандидата наук в соответствующей области знания. - Прим. перев.
ния: белых докторов наук по психологии за тот же период времени появилось более чем 3 700 (Guthrie. 1976).
Жертвами дискриминации становились и евреи. В конце XIX века были основаны два важных для ранней истории психологии научных центра - университет Джонса Хопкинса в Балтиморе, штат Мэриленд, и университет Кларка в Ворчестере, штат Массачусетс. Руководство того и другого университета придерживалось политики, в результате которой с факультетов были уволены преподаватели-евреи. С середины XX века для евреев стали выделять специальные квоты на поступление в высшие учебные заведения. Даже тем из них, кто удостаивался докторской степени, очень трудно было получить работу в академических учреждениях. Джулиан Роттер, ведущий ученый по вопросам субъективных переживаний (см. главу 11), ставший доктором философии в 1941 году, вспоминал, что его (Rotter. 1982. P. 346). Вместо университета он начал свою профессиональную карьеру в психиатрической больнице штата.
В истории психологии мы то и дело встречаемся с примерами широко распространенного предубеждения против женщин. В частности, мы говорим о случаях, когда женщинам было отказано в поступлении в высшие учебные заведения или в приеме на работу. Но даже если женщине удавалось получить должность преподавателя, ее жалованье было несравнимо ниже того, что платили мужчинам: кроме того, женщины постоянно сталкивались со всякого рода препятствиями в продвижении по службе и продлении срока пребывания в должности. Сандра Скарр, профессор психологии в университете Виржинии, вспоминает, как проходило ее собеседование, когда в 1960 году она была абитуриенткой Гарвардского университета. Выдающийся теоретик социальной психологии Гордон Олпорт тогда сказал ей: (Scarr. 1987. P. 26).
В фундаментальной и прикладной психологии работало совсем немного людей, представлявших те социальные группы, которые подвергались систематической дискриминации. Осознавая ненормальность такого положения вещей, ряд психологов предложили так называемую политику идентичности. Она определяется как (Sampson. 1993. P. 1219).
К движению за политику идентичности примкнули те женщины, чернокожие, гомосексуалисты и этнические меньшинства из развивающихся стран, которые считают, что сегодня в психологии господствующее положение - притом, практически безраздельно - у человека белого, гетеросексуала, мужчины, европеоида. Недовольные такой ситуацией, они заявляют, что подобное представление о человеческой природе и поведении не только игнорирует их потребности и интересы, но и поддерживает господство и власть большинства. В главе 16 мы подробнее рассмотрим вопрос дискриминации в психологии.
Позже мы проанализируем и другие примеры воздействия экономических, политических и социальных сил на развитие современной психологии; и, таким образом, увидим, что историю психологии формировали не только идеи, теории и выдающиеся исследователи, но и влияние извне, которое практически нельзя контролировать.
Персоналистические и натуралистические концепции истории науки
Для объяснения развития психологии можно использовать две теории: персоналистическую и натуралистическую.
Персоналистическая теория
В персоналистической теории истории науки упор делается на Персоналистическая монументальные достижения отдельных личностей. Согласно этой точке зрения движение вперед и перемены в науке приписываются непосредственно влиянию уникальных людей, способных в одиночку определять и изменять ход истории. По этой теории, Наполеон, Гитлер или Дарвин были главными движущими силами великих исторических событий. Персоналистическая концепция предполагает, что связанные с их именами события никогда не произошли бы без появления именно этих выдающихся людей. Наконец, сторонники этой теории утверждают, что человек.
На первый взгляд, кажется очевидным, что наука - это работа интеллектуалов, творцов, энергичных мужчин и женщин, которые определяют ее направление. Мы часто называем эру по имени человека, чьими открытиями, теориями или другими достижениями отмечен данный исторический период. Мы говорим о скульптуре или о физике. Все это свидетельствует о том, что благодаря отдельным людям в науке и культуре в целом происходят разительные (иногда - разрушительные) перемены, поворачивающие ход истории.
Таким образом, в персоналистической теории есть доля истины. Но достаточно ли этого, чтобы в полной мере объяснить развитие науки или общества? Отнюдь. Часто работу ученых, философов, художников при жизни не замечают, подвергают гонениям, их заслуги признаются слишком поздно. Каждый такой случай говорит о том, что одобрение или отрицание идеи, похвала или презрение могут зависеть от культурной или духовной атмосферы времени. История науки изобилует примерами, когда новые теории и открытия не признавались современниками. Даже самые великие мыслители и изобретатели были ограничены Zeitgeist, то есть. Образ мышления и насущные проблемы, в данный момент преобладающие в обществе, могут преградить путь открытию. Идею, которую с восторгом воспримут столетнем позже, в момент появления могут назвать странной или неортодоксальной. К сожалению, движение к прогрессу иногда бывает слишком медленным.
Война на несколько лет прервала археологические исследования. Однако патриотический подъем, ярко проявившийся в эти годы, вызвал повышенный интерес к истории древних автохтонных политических образований в партийно-идеологических, государственных и научных кругах. Именно это и стало причиной столь неординарного события, как прибытие летом 1945 г. в Симферополь Тавро-Скифской экспедиции, возглавляемой П.Н. Шульцем. Экспедиция была создана Государственным музеем изобразительных искусств и Институтом истории материальной культуры АН СССР. Основной задачей научного исследования было решение вопросов, связанных с возникновением и развитием в Крыму позднескифского государства (Красный Крым, 1945, № 165).
Работы предполагалось начать на Неаполе, в районе раскопа Бларамберга 1827 г., где была обнаружена база статуи Скилура и рельеф с изображением всадника. Другим объектом раскопок стал расположенный рядом участок оборонительной стены со следами городских ворот. В перспективе П.Н. Шульц намеревался приступить к раскопкам склепов скифской знати на некрополях Неаполя и обследовать позднескифские памятники долины Салгира. Большое внимание уделялось укреплению Кермен-Кыр, памятнику явно нерядовому среди позднескифских городищ.
Полевые работы, начатые в 1945 г., продолжались с незначительными перерывами до 1959 г. и были сосредоточены в основном на Неаполе. На некоторых участках городища раскопки продолжались и в 60-е гг. За годы исследований, в которых в разное время участвовали П.Н. Шульц, А.Н. Карасев, О.Д. Дашевская, О.И. Домбровский, В.П. Бабенчиков, Н.Н. Погребова, Т.Я. Кобец, Э.А. Сыманович, И.Д. Марченко, Т.Н. Высотская, И.В. Яценко, Е.Н. Черепанова, Е.В. Черненко, А.Н. Щеглов, были открыты оборонительные сооружения в районе главных городских ворот, мавзолей скифской знати, комплекс парадных, общественных и жилых построек, расположенных вблизи городских ворот. В северной части Неаполя были исследованы общественные, жилые и хозяйственные сооружения. На пригородной территории изучались зольники, культовые и хозяйственные постройки. Многочисленные погребения были раскопаны на восточном некрополе Неаполя. В их числе и склеп № 9 с его хорошо сохранившимися росписями.
Помимо раскопок Неаполя, Тавро-Скифской экспедицией на обширной территории были проведены археологические разведки. В работах участвовали П.Н. Шульц, Н.Н. Погребова, О.Д. Дашевская, Е.В. Веймарн, Н.П. Кацур, А.А. Щепинский. В конце 40-х - начале 50-х гг. было открыто большинство известных на сегодняшний день позднескифских памятников Предгорного и Северо-Западного Крыма. Особый интерес представляло обследование Западного Крыма, проведенное А.Н. Щегловым. К числу наиболее важных выводов исследователя можно отнести заключение о том, что прибрежные поселения Западного Крыма маркируют и контролируют дорогу, ведущую от Калос-Лимена к Херсонесу. Им же высказано предположение о том, что Усть-Альминское городище представляло собой римское военное укрепление (Щеглов, 1961; 1965). Последнее не подтвердилось раскопками, однако размещение на городище римского гарнизона представляется вполне вероятным.
Небольшие, но результативные работы проводились на городище Кермен-Кыр, где О.И. Домбровский и В.Г. Гиршберг открыли участок внешнего вала с башней и стеной, а также керамическую печь в центральной части укрепления (см. Колтухов, 1999. С. 38-39). Печь была опубликована О.И. Домбровским (Домбровский, 1957). О.Д. Дашевская, продолжив исследования Кермен-Кыра, предложила новую интерпретацию этого памятника, охарактеризовав его как важнейший форпост скифского предгорья, а также опубликовала ранее неизвестные материалы работ Н.Л. Эрнста (Дашевская 1957). В. С. Драчук издал материалы разведок на небольшом городище Джалман в долине Салгира (Драчук, 1960). В 50-е гг. были начаты раскопки на городище Алма-Кермен, позволившие уверенно говорить о присутствии на памятнике не только позднескифских (кстати, до сих пор наименее изученных культурных напластований), но и слоя, появившегося в результате пребывания на городище римского гарнизона (Высотская, 1967а; 1970).
В 1948 г., когда исследования Тавро-Скифской экспедиции только набирали темп, увидела свет работа М.И. Артамонова «Скифское царство в Крыму». В ней была убедительно сформулирована гипотеза о характере седангаризации ранних кочевников в нижнем течении Дона, Днепра и Кубани. Здесь же приведен первый обстоятельный очерк военно-политической истории «поздней Скифии». Скифское царство было охарактеризовано как военная организация или государство варварского типа. Скилур и Палак рассматривались приемниками Сайтафарна, а в отдаленной ретроспективе - Атея. Их государство, созданное для подчинения греческих причерноморских полисов, утратило прочность и строгую централизацию после поражения, нанесенного скифам Диофантом (Артамонов, 1948). Фактически работа подвела итог довоенным представлениям об истории «поздней Скифии».
Раскопки, проводившиеся в те годы под руководством П.Н. Шульца, дали свои первые научные результаты. Исследованиям некрополя Неаполя скифского была посвящена кандидатская диссертация и большая статья В.П. Бабенчикова. Исследователь рассмотрел материалы «кургана 1949 г.» и захоронения на западном и восточном могильниках скифской столицы. Он систематизировал и датировал основные типы погребений, выделив «коллективные» захоронения в курганах, аристократические погребения в вырубных склепах, погребения в грунтовых склепах, грунтовых и подбойных могилах. При этом В.П. Бабенчиков в одном случае отнес могильники Неаполя к I в. до н. э. - IV в. н. э. (Бабенчиков, 1957), в другом к I в. до н. э. - III в. н. э. (Бабенчиков, 1957а). Скорее всего, изменение хорошо обоснованной верхней даты с III на IV в. в статье, появившейся в сборнике, редактированном П.Н. Шульцем, произошло под его влиянием. Так как нижний хронологический рубеж могильников не совпадал с существовавшей в то время датировкой городища, В.П. Бабенчиков высказал мнение, что некрополь III-I вв. до н. э. еще не обнаружен. Появление в погребениях вещей сарматского типа исследователь объяснял либо проникновением в первые вв. н. э. сармат в состав городского населения, либо интенсивным торговым обменом с сарматскими племенами.
В 1951 г. была издана и первая работа Т.Н. Троицкой «Скифские курганы Крыма» (Троицкая, 1951). Она не утратила своего значения и сейчас, правда, лишь в части, относящейся к скифам - кочевникам ранней эпохи. В этой статье на материалах, полученных еще в XIX веке и явно недостаточных для надежных выводов, усматривалась прямая преемственность между погребальными памятниками собственно скифского и позднескифского времени. При этом некоторые погребения были датированы суммарно III в. до н. э. и III-II вв. до н. э. Подобная хронология серьезно влияла на историко-географические представления читателей, наглядно иллюстрируя непрерывное развитие скифской культуры в Крыму, основанное на представлениях о присутствии позднескифского населения в крымской степи. Впрочем, Т.Н. Троицкой была выделена группа так называемых курганов с коллективными погребениями. Для этого типа памятников, по ее мнению, были характерны каменные гробницы с очень большим количеством костяков. Захоронения, сосредоточенные в основном в Предгорном Крыму, датировались временем с III в. до н. э. по II в. н. э. и интерпретировались как «фамильные» усыпальницы обитателей позднескифских городищ. В обряде «коллективных погребений» исследовательница видела смешение скифских и таврских черт.
Параллельно с полевыми исследованиями сороковых-пятидесятых годов их результаты периодически публиковались в научных изданиях. Вскоре после начала работ Тавро-Скифской экспедиции была издана статья П.Н. Шульца, посвященная неапольским рельефам, изображения на которых исследователь рассматривал как скульптурные портреты Скилура и Палака (Шульц, 1946). В 50-е начале 60-х гг. появилась серия публикаций и монографий. В 1953 г. П.Н. Шульц издал монографию, в которой опубликовал наиболее яркие материалы мавзолея, раскопанного у главных городских ворот Неаполя (Шульц, 1953). Основным выводом работы стало заключение о том, что гробница была сооружена для погребения царя Скилура в конце II в. до н. э. Н.Н. Погребова, непосредственно производившая раскопки в мавзолее, опубликовала материалы погребений. Она датировала самое раннее захоронение началом I в. до н. э., посчитав его могилой Палака - преемника Скилура (Погребова, 1961). А.Н. Карасев подготовил монографию о фортификационных сооружениях Неаполя. Однако она так и не была издана. О.Д. Дашевская и И.В. Яценко опубликовали граффити из общественного здания «А» и реконструкцию росписей его стен (Дашевская, 1962; Яценко, 1960). Л.П. Харко, К.В. Голенко и Э.А. Сыманович занимались определением нумизматического материала из раскопок Тавро-Скифской экспедиции (Харко, 1961; Сыманович, Голенко 1960). О.Д. Дашевская классифицировала и ввела в научный оборот лепную керамику Неаполя (Дашевская, 1968). И.Б. Зеест охарактеризовала некоторые типы античной керамической тары, обнаруженной на городище (Зеест, 1954). В.И. Цалкин произвел определения остеологической части коллекции городища (Цалкин, 1960), а Г.Ф. Дебец, М.М. Герасимов, Т.С. Кондукторова обработали антропологический материал раскопок (Кондукторова, 1964). Э.И. Соломоник заново обработала, дополнила и опубликовала эпиграфические памятники Неаполя (Соломоник, 1962).
Таким образом, в процессе работ на Неаполе в конце 40-х - 50-х гг. был накоплен необходимый материал для решения первоочередных задач в области изучения материальной культуры, хронологии, искусства, этнической, социальной и политической истории позднескифского государства в Крыму.
Обобщающая работа, принадлежавшая П.Н. Шульцу, основывалась на материалах раскопок 1945-1950 гг. Первоначально она была заслушана на конференции ИИМК в 1952 г., а затем переработана и опубликована (Шульц, 1957). По мнению ведущего исследователя, городище Керменчик, несомненно, являлось Неаполем, упомянутым Страбоном и автором декрета в честь Диофанта. Город возник в III в. до н. э., просуществовал до IV в. н. э. и погиб в период гуннского вторжения. Строительная периодизация памятника была соотнесена П.Н. Шульцем с этапами позднескифской истории. Первый строительный период, относящийся к III в. до н. э., так и не был охарактеризован. Второй - соотнесен с эпохой правления Скилура и его отца. Он завершался смертью Скилура и строительством мавзолея. Третий период был датирован правлением Палака и эпохой войн скифов с Херсонесом, поддержанным войском Диофанта. П.Н. Щульц был убежден, что именно во втором - третьем периодах Неаполь превратился в город-крепость, резиденцию скифских царей. Четвертый и пятый строительные периоды, приходящиеся на I-II вв. н. э., по мнению П.Н. Шульца, указывали на новый подъем в период правления Фарзоя и Инисмея, когда скифы опять подошли к стенам Херсонеса и угрожали Боспору. Слои III-IV вв. н. э. свидетельствовали об упадке города. Уже на рубеже II-III вв. были разрушены мавзолей и центральные ворота. Это событие Шульц связал с победой Савромата II над скифами и таврами.
Неаполь представлялся ученому городом землевладельцев, владельцев стад, торговцев и дружинников. О сложной социальной структуре городского населения свидетельствовали серьезные различия в строительной и погребальной практике, сосуществование дворцов и землянок, царского мавзолея и расписных склепов аристократов с могилами рядовых жителей города. Особенности развития городской культуры показывали, что на раннем этапе этот центр собственно скифской культуры испытал сильное эллинское влияние, а в период вторичного расцвета оказался под воздействием сарматской культуры. Население Неаполя было в основе скифским, с незначительной примесью таврского и греческого элемента. В первые вв. н. э. здесь появились сарматы. Проникновение их в Неаполь усилилось в III-IV вв. н. э. Основные результаты исследований Неаполя в 40-50-х гг. должны были быть обобщены в докторской диссертации и монографии П.Н. Шульца, но эта работа так и не была завершена.
Очерк истории поздней Скифии, принадлежащий Э.И. Соломоник (Соломоник, 1952), в значительной степени отразил взгляды П.Н. Шульца. Скифское государство с центром в Крыму представлялось преемником государственного образования, возникшего при Атее, в ходе ожесточенной борьбу с Боспором и Херсонесом. Перенос столицы в Крым обосновывался стремлением скифов приблизиться к важнейшим торговым центрам и наступлением сарматов на Причерноморскую Скифию. Государство, достигшее наивысшего расцвета при Скилуре, включало большую часть Крыма, Нижнее Подненровье и Ольвию. Земледельцы предгорий находились в зависимости от степных кочевников и выплачивали им дань. Политическая власть ко времени Скилура имела монархический характер, а скифское царство все же не имело предпосылок для превращения в развитое рабовладельческое государство из-за преобладания свободного и зависимого земледельческого населения, а кроме того, сильных пережитков первобытно-общинных отношений. Поражение в войне с Диофантом серьезно ослабило скифов, однако не привело к полному их подчинению Митридату VI. В первые вв. н. э. силы скифов были достаточно велики и позволяли им периодически вступать в борьбу с Боспором и Херсонесом.
Э.И. Соломоник предложила новую интерпретацию пассажа Страбона о строительстве позднескифских крепостей в период войны с Диофантом. Новые материалы позволяли датировать крепостные сооружения более ранним временем, поэтому исследовательница посчитала сообщение географа свидетельством о реконструкции и усилении уже существующих укреплений, в том числе и Неаполя (Соломоник, 1952. С. 116).
Дискуссионным вопросом, как и в XIX веке, оставался вопрос из области исторической географии. Если П.Н. Шульц и Э.И. Соломоник уверенно локализовали Неаполь на Керменчике, то О.Д. Дашевская, используя иные аргументы, высказала предположение о размещении на этом памятнике не Неаполя, а Палакия (Дашевская, 1958).
Еще более интересно для нас наблюдение В.Д. Блаватского, который, исходя из собственных представлений о датировке археологического материала и традиционной интерпретации сообщения Страбона о царских крепостях, в монографии, посвященной военному делу в античном Причерноморье, отнес появление Неаполя к середине II в. до н. э. (Блаватский, 1950).
Необходимо подчеркнуть, что уже в начале 50-х гг. было высказано вполне обоснованное суждение В.В. Кропоткина о гибели Неаполя в III в. н. э. в период «готских походов» (Кропоткин, 1953). Подобного же мнения придерживалась О.Д. Дашевская (Дашевская, 1954).
Достоверность существования позднескифского государства (по крайней мере, во времена Скилура и Палака) не оспаривалась исследователями, хотя С.А. Жебелев и высказал соображение о том, что скифское государство Скилура появилось лишь в результате деятельности легендарного царя и прямых контактов скифов с эллинами, а скифская государственность закончилась вытеснением скифов из Крыма в ходе военных действий Диофанта (Жебелев, 1953).
Б.Н. Граков рассматривал государство Скилура в качестве преемника более раннего скифского государства, столица которого располагалась на Каменском городище (Граков, 1954. С. 29; 1971. С. 38). Неаполь же представлялся исследователю городом «наполовину греческим, наполовину варварским» (Граков, 1947. С. 32).
Существенно корректировало концепцию крымских археологов мнение Т.Н. Блаватской о возможности союза между Боспором и скифами в период, предшествующий походам Диофанта (Блаватская, 1959. С. 149). Не менее важным было и обоснованное заключение Н.И. Сокольского о том, что письменные источники не дают оснований считать крымских скифов независимыми, как при Митридате VI Евпаторе, так и в период правления Леандра (Сокольский, 1957. С. 100). Большое значение приобрел в эти годы и вывод Н.Г. Елагиной об автономности скифов Нижнего Днепра (Елагина, 1958. С. 56).
Мы уже отмечали, что работы Тавро-Скифской экспедиции не ограничивались лишь раскопками Керменчика-Неаполя. Однако результаты значительных работ, проведенных экспедицией на периферийных памятниках Крымской Скифии, нашли достаточно полное отражение только в кандидатской диссертации О.Д. Дашевской, посвященной позднескифским городищам (Дашевская, 1954). При классификации укреплений основное внимание было уделено их планировке. Наряду с этим была охарактеризована застройка укреплений, типы сооружений, хозяйственные ямы, особенности бытовой деятельности, керамический комплекс. Генезис лепной посуды был связан с предшествующей керамикой кочевых скифов. В этой же работе были кратко охарактеризованы известные могильники поздних скифов, «курганы с коллективными погребениями», типы погребальных сооружений: склепы и подбойные могилы. Было отмечено влияние боспорской живописи на росписи неапольских склепов и сделан вывод о связи погребальных традиций поздних скифов в Крыму и на Нижнем Днепре. Предположение о происхождении обитателей позднескифских городищ от предшествующего скифского кочевого населения О.Д. Дашевская рассматривала как возможное, но нуждающееся в дополнительном обосновании. При этом было высказано соображение о крайне малой вероятности переселения в Крым жителей Приднепровья и переноса в Крым скифской столицы с Каменского городища. Хронологические границы существования позднескифских поселений О.Д. Дашевская определяла в рамках начала III в. до н. э. - III в. н. э.
Сам руководитель Тавро-Скифской экспедиции подходил к проблеме укреплений с несколько иных позиций, вычленив из массы крепостей города Неаполь, Хабеи и Палакий, разнообразные укрепленные поселения и убежища (Шульц, 1971. С. 126-129). Он же высказал предположение о существовании в Крымской Скифии нескольких стратегических рубежей обороны: первого на Перекопе, второго по Салгиру и третьего по Альме (Шульц, 1946а). Правда, О.Д. Дашевская, подвергла эту гипотезу критике, показав, что ни одна из этих позиций не являлась пограничной (Дашевская, 1954).
Фактически к середине 50-х - началу 60-х гг. многими исследователями были высказаны мнения, которые при обобщении могли бы привести к формированию иной, нежели у П.Н. Шульца, Б.Н. Гракова и Э.И. Соломоник, историко-археологической модели скифского царства в Крыму. Так, О.Д. Дашевская усомнилась в возможности переноса скифской столицы с Каменского городища в Крым, а В.Д. Блаватский датировал возникновение Неаполя серединой II в. до н. э. Т.Н. Блаватская указала на прочную связь между крымскими скифами и Боспором во II в. до н. э., а С.А. Жебелев и М.И. Артамонов не видели причин для существования позднескифской государственности после конца II в. до н. э. Н.И. Сокольский посчитал крымских скифов зависимыми от Понтийского царства и Боспора в конце II-I вв. до н. э. О.Д. Дашевская и В.В. Кропоткин датировали прекращение жизни на позднескифских поселениях III, а не IV в. н. э. В наши дни именно эти выводы либо подтверждены с минимальной корректировкой, либо признаются весьма вероятными.
Павел Николаевич Шульц – известный историк, археолог, искусствовед, посвятивший свою жизнь изучению античных и скифских памятников Крыма и Северного Причерноморья. Он родился 9 (22) октября 1900 г. в Петербурге. Его отец, Н. П. Шульц, ученый-биолог, заведовал Ботаническим кабинетом Петербургского университета и вел занятия со студентами. Интерес к истории П. Н. Шульц унаследовал от своей матери - дочери известного историка, специалиста по русской истории, профессора Варшавского и Харьковского университетов Н. Я. Аристова. Закончив в Петрограде среднюю школу в 1918 г., Павел Николаевич поступил на историко-филологический факультет Петроградского университета, но вскоре прервал занятия, уйдя на службу в ряды Красной Армии. Возвратившись в Петроград в 1921 г., он продолжил ученье в университете, который закончил в 1923 г. по специальностям археология и история искусства древнего мира. В 1926 г. он был принят в аспирантуру Государственной Академии истории материальной культуры (ГАИМК). После окончания университета П. Н. Шульц работал в Государственном Эрмитаже, а после окончания аспирантуры в 1929 г. был зачислен на должность старшего научного сотрудника античного отдела ГАИМК. С этого же времени начинается его работа в Ленинградском государственном университете, с 1936 г. – в Академии художеств. К концу 30-х годов Павел Николаевич становится крупнейшим специалистом в области скифской и сарматской монументальной скульптуры.
В самом начале Великой Отечественной войны Павел Николаевич вступил добровольцем в ряды ополченческой дивизии, в конце июля 1941 г. перешел в партизанский отряд. Страстный охотник и следопыт, прекрасный знаток местности, умеющий ориентироваться в любых условиях, опытный полевой исследователь, великолепный наблюдатель - все эти качества особенно пригодились бойцу партизанского отряда, действовавшему в тылу врага в тех тяжелых условиях, когда кольцо блокады сомкнулось вокруг Ленинграда. Работая проводником партизанских отрядов в суровую зиму 1942 г. на Волховском фронте, Павел Николаевич получил тяжелое ранение и обморожение. Ему пришлось ампутировать пальцы рук. За боевые заслуги П. Н. Шульц был награжден орденом Славы III степени и медалями «За оборону Ленинграда» и «За победу в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг».
Выйдя из госпиталя в 1943 г. П.Н. Шульц остается в Москве и работает старшим научным сотрудником Института истории материальной культуры. На протяжении 5 лет (1944-1948) он по совместительству заведовал также античным отделом ГМИИ им. А. С. Пушкина. Кипучей энергии ученого хватает и на преподавательскую работу в художественном институте им. В. И. Сурикова и на искусствоведческом факультете МГУ. В 1948 г. Президиум АН СССР направил П. Н. Шульца в Симферополь для организации Крымской научно-исследовательской базы Академии наук СССР. В составе базы Павел Николаевич создал отдел истории и археологии Крыма, который он возглавлял на протяжении почти двух десятилетий.
Знакомиться с археологией Крыма П.Н. Шульц начинает еще в начале 30-х годов. В это время он осуществил разведочное обследование побережья Северо-Западного Крыма, где открыл ряд греческих и позднескифских укрепленных и неукрепленных поселений, а также провел раскопки на городище Кара-Тобе недалеко от г. Саки. В конце 50-х годов П. Н. Шульц возобновил широкие и всесторонние полевые исследования в Северо-Западном Крыму, которые продолжаются и сейчас его учениками и последователями.
В 1945 г. по инициативе П. Н. Шульца была организована Тавро-скифская археологическая экспедиция Государственного музея изобразительных искусств им. Пушкина и Института истории материальной культуры АН СССР. Павел Николаевич возглавил ее и с этого момента на несколько десятилетий оказался неразрывно связан с возрождением и развитием археологической науки в Крыму. Основное внимание было сосредоточено на исследовании скифских и таврских древностей, что было обусловлено серьезными пробелами в изучении истории и материальной культуры этих этносов. Одним из главных объектов исследований становится городище Неаполь скифский в Симферополе. Раскопки памятника продолжались 6 лет, до 1950-го года включительно. За это короткое время была открыта сложная система городских укреплений, мавзолей с захоронениями позднескифской знати, общественные и жилые сооружения, вырубленные в скале гробницы с художественной росписью. П. Н. Шульц успевал не только работать в поле, но и готовить к публикации результаты полевых исследований: в 1953 г. в Москве увидела свет книга ученого «Мавзолей Неаполя скифского», а в 1957 г. в Киеве – обширная статья «Исследования Неаполя скифского в 1945 – 50 гг.».
Однако деятельность ученого и его экспедиции не ограничивается Неаполем скифским. Проводились раскопки Керкинитиды и Калос Лимена в северо-западном Крыму, Инкерманского и Чернореченского могильников в окрестностях Севастополя, таврских памятников в горной части полуострова. В 1952 г. под руководством П. Н. Шульца начала работать Северо-Крымская археологическая экспедиция, проводившая масштабные исследования по трассе строительства Северо-Крымского канала и в зонах орошения земель в Степном Крыму.
В 1966 г., после смерти бессменного руководителя Боспорской археологической экспедиции ИИМК В. Ф. Гайдукевича, экспедицию возглавил П. Н. Шульц. Исследователю пришлось покинуть Крым и перейти на работу в Ленинградское отделение Института археологии, возглавив античный отдел. Здесь он проработал до 1974 г., когда из-за болезни вынужден был покинуть институт.
Павел Николаевич ушел из жизни 20 сентября 1983 г., не дожив чуть более месяца до 82 лет. Урна с его прахом захоронена рядом с родителями на Волковом кладбище в Петербурге.
Из воспоминаний учеников П. Н. Шульца
Ольга Махнева, археолог:
... Помню самое первое впечатление. Вдруг по музею забегали его сотрудники, с трепетом восклицая: «Идет профессор Шульц!!!». Затем я увидела человека небольшого роста с огненно-рыжей шевелюрой и бородой и с такими же веснушками, одетого, согласно веянию того времени, в солдатскую гимнастерку, с полевой сумкой через плечо. От него исходила мощная энергия и необыкновенное обаяние. Особенно поражал его взгляд - цепкий, пронизывающий, умный и очень добрый. Мне тогда, двенадцатилетней девочке, он казался небожителем… П. Н. Шульц мог по рассеянности надеть чужую шляпу, пальто, взять чужой портфель, потерять где-нибудь свой или надеть галоши на 3 размера больше, носить их, удивляться тому, что они увеличились в размере, закладывать туда газеты и, хромая, так ходить по городу. Но он никогда не ошибался, отсылая автора к тому или иному источнику в литературе или отчетах, начиная от палеолита и кончая поздним средневековьем. Он ежедневно читал кучу всякой научной литературы, иногда возвращаясь к давно прочитанному, и все это непостижимым образом укладывалось в его голове. У него всегда была очередная, пронумерованная общая тетрадь, в которую заносились основные. положения всех прослушанных им докладов и сообщений. То же он делал, посещая различные памятники археологии и архитектуры. Все это хранилось у него в идеальном порядке, и я видела их еще в самом конце 70-х годов, когда в Коктебеле, уже на пенсии, он что-то хотел найти. Поэтому по любому вопросу Павел Николаевич всегда давал самую квалифицированную информацию, добавляя при этом и свое отношение к той или иной проблеме...
Олег Домбровский , археолог, искусствовед:
...Павел Николаевич Шульц - после госпиталя «нестроевой» - работал в Москве, в ГМИИ. Холодным и пасмурным утром в нетопленном четыре года и насквозь пропыленном музее нашел своего учителя другой «нестроевик» - один из пишущих эту книгу. Ему и предоставляется слово, ибо все, что произошло потом, имело прямое отношение к разработке таврской проблемы.
- Вы еще не сняли погоны? - обнимая ученика, воскликнул Шульц своим по-прежнему звонким и чистым голосом, как-то не вязавшимся с новым его обликом - густой рыжей бородой (раньше ее не было и в помине), унаследованными от фронта гимнастеркой и кирзовыми сапогами, ватником, выданным администрацией музея.
Стоял апрель сорок пятого, и каждый из нас обладал пока только теми материальными благами, какие уделил ему каптенармус последней воинской части.
- Рассчитываю на вас, - с первого же слова заявил Шульц, точно продолжая разговор, неожиданно и горько прервавшийся в одно солнечное ленинградское утро.
- В июле едем в Крым. На раскопки, - повторил он на прощанье после обмена адресами.
Вот и тогда, в сорок первом, такая же самая поездка намечалась тоже на июль...
Итак, загадочные тавро-скифы (или, по другой, тоже древней версии - скифотавры) снова на повестке дня. Вчерашние фронтовики теперь - Тавро-скифская археологическая экспедиция Академии наук СССР. «Товаро-скифская экспедиция» - начертал мелом некий представитель службы движения на нашем обшарпанном «телячьем» вагоне. В нем, обтянув замызганные дощатые стены свежей пахучей рогожей, загрузившись продовольственными пайками на все лето, едем и мы сами. Едем во главе со «старшим экспедитором», как всю дорогу, нам на потеху, величают П.Н. Шульца и железнодорожники и пассажиры длиннющего и несуразнейшего «пятьсотвеселого» поезда.
Мы следуем в Крым примерно по маршруту «матушки» Екатерины и ненамного быстрей, чем она. Восстановлена лишь одна колея пути. Поезд либо простаивает часами - даже днями - в каком-нибудь тупике, либо делает неожиданные рывки вперед. Свежие следы войны, трагические пепелища дотла разрушенных сел, развалины жилых домов, вокзалов, пакгаузов то проплывают перед нашими глазами под жалобный скрежет плохо смазанного металла, то проносятся стремглав, и тогда лязг и визг «пятьсотвеселого» звучат как вопль отчаяния и нестерпимой боли...
Иногда, на заведомо долгих стоянках, мы, все еще мыслями солдаты, отходили от поезда, чтобы окинуть взглядом знатока чьи-то брошенные траншеи, противотанковые рвы, разбитые снарядами блиндажи. И странно было слышать от главы экспедиции забытые слова - «обнажения грунта». Использовать для археологической разведки все эти «обнажения», пока они еще не засыпаны, не заросли, не замыты вешними водами, - такой родился план в голове нашего старшого.
В пути и на долгих остановках мы уже начали детализировать его замысел, обдумывать методику изучения и фиксации грунтовых срезов - многочисленных, но для археологии, как-никак, случайных, сделанных вовсе не для нужд этой науки и отнюдь не по ее правилам. Мы приучали себя улавливать взглядом и «читать» стратиграфию любых срезов, привыкали смотреть на них глазами исследователей прошлого. Много раз потом вспоминались нам - и как пригодились! - импровизированные уроки Павла Николаевича, преподанные на ходу.
До сих пор непонятно, учился ли тогда и он сам, П.Н. Шульц, чему-то для себя новому, или устраивалось это нарочно, специально для нас, чтобы заранее создать нужное настроение, морально подготовить к предстоящей работе. Ненавязчиво, исподволь, но, как всегда, последовательно и методично, перестраивал он вчерашних фронтовиков с покалеченными телами и израненными душами в «гражданских» - тех прежних мирных научных работников и студентов, какими были мы накануне войны и, оказывается, в глубине души продолжали оставаться. Это походило на пробуждение от кошмара, в котором, увы, ничто не было сном...
Мавзолей Неаполя Скифского.
// М.: «Искусство». 1953. 124 с.
- 3
Введение. - 5
Открытие и раскопки мавзолея. - 9
Архитектура мавзолея. - 13
Расположение погребений. - 20
Каменная гробница. - 21
Деревянный саркофаг. - 25
Погребения в деревянных ящиках и конские захоронения. - 30
Вопрос о времени постройки и разрушения мавзолея. - 40
О социальной принадлежности и этническом составе погребённых. - 42
Скифские, сарматские и греческие элементы в погребальном обряде и инвентаре. - 44
Характер местного художественного ремесла. - 46
Вопрос о генезисе архитектурных форм мавзолея. - 48
Мавзолей - памятник городской культуры поздних скифов. - 50
Заключение. - 52
Примечания. - 53
Принятые сокращения. - 54
Описание таблиц. - 72
Перечень иллюстраций. - 87
Таблицы. - 89
В истории русской науки есть ряд блестящих археологических открытий, позволивших совершенно по-новому оценить целые исторические эпохи далёкого прошлого нашей Родины.
К таким открытиям можно отнести результаты раскопок многих царских скифских курганов: Мельгуновского, Келермесского, Куль-Обского, Чертомлыцкого, Александропольского, курганов Солоха и Карагодеуашх.
Мельгуновский курган, раскопанный в 1763 году, и дополняющий его раскопанный позднее Келермесский курган (1903) дали многочисленные высокохудожественные изделия из золота и других материалов, познакомившие нас с культурой ранних скифов архаического периода (VII-VI века до н.э.). Раскопки Куль-Обского кургана (1831), Чертомлыцкого (1862) и кургана Солоха (1912-1913) обогатили коллекции Эрмитажа замечательными изделиями из драгоценных металлов, относящимися к культуре скифов классической, средней, поры (V-IV века до н.э.). Курганы Александропольский (1851) и Карагодеуашх (1888) дали новый богатейший материал по культуре поздних скифов раннеэллинистического времени (III век до н.э.) на территории Приднепровья и Нижней Кубани.
В советское время были произведены широко известные раскопки курганов скифо-сарматской эпохи в Северной Монголии (Ноин-Ула, 1924-1925 годы) и на Алтае (Пазырык, 1927-1929, 1947-1950 годы). В эту же серию крупных достижений советской археологии, имеющих мировое значение, являющихся гордостью нашей отечественной науки, можно ввести открытие мавзолея близ Симферополя на территории Неаполя Скифского, столицы государства поздних скифов. Это открытие, осуществлённое советскими археологами
в 1946 году, вписало новую главу в изучение скифской культуры позднейшего периода (последние века до нашей эры - первые века нашей эры). Вопросы, остававшиеся до сих пор дискуссионными, с открытием мавзолея и других памятников Неаполя Скифского встали на почву неопровержимых фактов. Стало ясным, что скифы, вопреки утверждениям многих западных учёных, выдающих скифов за диких азиатских кочевников, создали своё государство, что они строили города и погребальные сооружения городского типа, что они были знакомы с каменной архитектурой и, не ограничиваясь так называемым «звериным стилем», в котором доминировали изображения животных, создали в искусстве свой монументальный стиль.
Открытие и раскопки мавзолея Неаполя Скифского с его многочисленными погребениями представителей скифской знати осуществлены Тавро-скифской археологической экспедицией, организованной в 1945 году Институтом истории материальной культуры Академии наук СССР и Музеем изобразительных искусств имени А.С. Пушкина. В дальнейшем, начиная с 1948 года, руководство экспедицией перешло к Крымскому филиалу Академии наук СССР. В работах экспедиции участвовал в 1945-1948 годах Крымский областной музей краеведения. Руководил экспедицией старший научный сотрудник ИИМК АН СССР и ГМИИ П.Н. Шульц, в настоящее время заведующий отделом истории и археологии Крымского филиала Академии наук СССР. Деятельное участие в создании экспедиции принимал народный художник СССР С.Д. Меркуров. Наиболее ценные находки поступили в Музей изобразительных искусств имени А.С. Пушкина.
Описание таблиц с датировками погребений составлено в настоящей книге научным сотрудником ИИМК АН СССР Н.Н. Погребовой.
Предлагаемая вниманию читателей первая развёрнутая публикация находок в мавзолее познакомит широкого читателя с источниками, открывающими новую страницу в богатой и многогранной истории культуры и искусства нашей Родины.